Фотосессия
и берсерки агрессии
Фотокамера цокотала своим затвором в ответ на движения пальцев фотографа, что делало эти звуки похожими на благодарное урчание кошки, которую чешут за ушком. Но громкость и ритмичность звуков также роднили их со стрекотом цикад под палящим солнцем средиземноморского побережья. Вместо светила сейчас сияли не менее яркие синие и голубые лампы, направленные на мою фигуру с двух сторон, а темное пространство студии тонуло в мареве искусственного дыма из арендованной дым-машины. Впрочем, в этом помещении было ощутимо прохладней, чем на улице. Не настолько, чтобы я замерзла в единственном слое кружева, изображающего из себя одежду, а в самый раз, чтобы перестать, наконец, потеть.
Мой образ на этой съемке не предполагал влажного блеска кожи, поэтому успокоение потовых желез было очень кстати. Таким образом, фотосессия совмещала в себе еще больше приятного с полезным (она проводилась для рабочего проекта). Ведь я очень устала от жары, которая в железобетонном лабиринте города переносится очень тяжело, и никакая тень не способна спасти от перегревов и тепловых ударов в попытках найти из него выход. Его попросту нет, и все, что может помочь выжить взмыленным крысам, обитающим внутри этого гибрида Преисподней с лабораторией — это прятаться под кондиционерами да принимать ледяной душ почаще.
Поэтому помимо удовольствия от позирования перед фотографом я испытывала наслаждение прохладой, которой так не хватало дома. Кондиционер в квартире исчерпал ресурс фреона и только гонял воздух по комнате, не охлаждая его, но высушивая до такой степени, что он царапал гортань и носоглотку песчинками своих раскаленных молекул. Из этих царапин сочилась кровь усталости, скапливалась в самых потаенных недрах моего «я», чтобы черной рвотой раздражения выплеснуться на кого-нибудь из близких, желательно ни в чем передо мной неповинного.
Я уже чувствовала, что масса усталости приблизилась к своему критическому значению, чтобы началась термоядерная реакция вымещения ее на каждом, до кого дотянусь. Этот неконтролируемый взрыв злобы мог нанести много болезненных ран тем людям, кого ранить я бы хотела в последнюю очередь, но которым из-за минимальной дистанции между нами доставалось в первую очередь. Я знала, что мне нужно уйти на безопасное для них расстояние, чтобы берсерки агрессии, посаженный на цепь добровольной самоизоляции со звеньями из отъезда в пустующую квартиру и отключения телефона, не смогли разорвать плоть ничьей души. Они, конечно, попытаются разорвать плоть моих бедер клыками бритвенных лезвий, но с этими их потугами я уже научилась справляться. Их надо просто игнорировать, как любой хозяин должен игнорировать своего питомца, с голодом заглядывающего ему в рот во время приема пищи в надежде выпросить хоть маленький кусочек. Потому что стоит человеку дать слабину даже на крошку, как он утратит всякие силы сопротивляться жалостливым взглядам своего любимца. Вот и моим берсеркам нельзя было давать нанести мне порез длинной даже в полсантиметра, ведь я не смогу сопротивляться и очнусь, только когда кафель на полу в ванной из белого превратится в алый. А ведь его еще и отмывать потом придется, что мне было делать очень лень, особенно по такой жаре. Это было дополнительное звено в обычной цепи для берсерков агрессии, но оно состояло из удивительно прочной стали.
Впрочем, пока удовольствие от процесса позирования перевешивало усталость от него же. Неуловимо меняя позы и выражение лица после каждого нового щелчка затвора, я пыталась, под стать своему наряду, как можно сильней оголить перед будущим зрителям душу со всеми ее химерическими обитателями. Мне хотелось быть настолько телесно и эмоционально откровенной, чтобы, рассматривая эти фото, у людей складывалось обо мне более полное впечатление, чем от бросания в друг друга шелухи слов и реплик. По словам фотографа, эту задачу я выполнила успешно. Еще одно хорошо исполненное на этой неделе дело. Оставалось доехать до дома, еще два часа поработать, и можно, наконец, сорваться в море усталости и ярости, над которым я в последние дни с трудом балансирую на остром пике долженствования. Можно было бы продержаться на этой вершине и дольше, но тогда и в эти воды я нырну глубже. И выплывать на поверхность буду дольше. Поэтому лучше выделить сутки на контролируемую злобу, чем потом потерять месяц времени.
Мой образ на этой съемке не предполагал влажного блеска кожи, поэтому успокоение потовых желез было очень кстати. Таким образом, фотосессия совмещала в себе еще больше приятного с полезным (она проводилась для рабочего проекта). Ведь я очень устала от жары, которая в железобетонном лабиринте города переносится очень тяжело, и никакая тень не способна спасти от перегревов и тепловых ударов в попытках найти из него выход. Его попросту нет, и все, что может помочь выжить взмыленным крысам, обитающим внутри этого гибрида Преисподней с лабораторией — это прятаться под кондиционерами да принимать ледяной душ почаще.
Поэтому помимо удовольствия от позирования перед фотографом я испытывала наслаждение прохладой, которой так не хватало дома. Кондиционер в квартире исчерпал ресурс фреона и только гонял воздух по комнате, не охлаждая его, но высушивая до такой степени, что он царапал гортань и носоглотку песчинками своих раскаленных молекул. Из этих царапин сочилась кровь усталости, скапливалась в самых потаенных недрах моего «я», чтобы черной рвотой раздражения выплеснуться на кого-нибудь из близких, желательно ни в чем передо мной неповинного.
Я уже чувствовала, что масса усталости приблизилась к своему критическому значению, чтобы началась термоядерная реакция вымещения ее на каждом, до кого дотянусь. Этот неконтролируемый взрыв злобы мог нанести много болезненных ран тем людям, кого ранить я бы хотела в последнюю очередь, но которым из-за минимальной дистанции между нами доставалось в первую очередь. Я знала, что мне нужно уйти на безопасное для них расстояние, чтобы берсерки агрессии, посаженный на цепь добровольной самоизоляции со звеньями из отъезда в пустующую квартиру и отключения телефона, не смогли разорвать плоть ничьей души. Они, конечно, попытаются разорвать плоть моих бедер клыками бритвенных лезвий, но с этими их потугами я уже научилась справляться. Их надо просто игнорировать, как любой хозяин должен игнорировать своего питомца, с голодом заглядывающего ему в рот во время приема пищи в надежде выпросить хоть маленький кусочек. Потому что стоит человеку дать слабину даже на крошку, как он утратит всякие силы сопротивляться жалостливым взглядам своего любимца. Вот и моим берсеркам нельзя было давать нанести мне порез длинной даже в полсантиметра, ведь я не смогу сопротивляться и очнусь, только когда кафель на полу в ванной из белого превратится в алый. А ведь его еще и отмывать потом придется, что мне было делать очень лень, особенно по такой жаре. Это было дополнительное звено в обычной цепи для берсерков агрессии, но оно состояло из удивительно прочной стали.
Впрочем, пока удовольствие от процесса позирования перевешивало усталость от него же. Неуловимо меняя позы и выражение лица после каждого нового щелчка затвора, я пыталась, под стать своему наряду, как можно сильней оголить перед будущим зрителям душу со всеми ее химерическими обитателями. Мне хотелось быть настолько телесно и эмоционально откровенной, чтобы, рассматривая эти фото, у людей складывалось обо мне более полное впечатление, чем от бросания в друг друга шелухи слов и реплик. По словам фотографа, эту задачу я выполнила успешно. Еще одно хорошо исполненное на этой неделе дело. Оставалось доехать до дома, еще два часа поработать, и можно, наконец, сорваться в море усталости и ярости, над которым я в последние дни с трудом балансирую на остром пике долженствования. Можно было бы продержаться на этой вершине и дольше, но тогда и в эти воды я нырну глубже. И выплывать на поверхность буду дольше. Поэтому лучше выделить сутки на контролируемую злобу, чем потом потерять месяц времени.
